СТРИБОГ И СВЯТОЙ КАСЬЯН В ИНДОЕВРОПЕЙСКОМ КОНТЕКСТЕ
_____________
© К. Милинг
Среди богов чтимых на Киевском капище Владимира Святославовича известен Стрибог: "... постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хърса Дажьбога, и Стрибога и Симаргла, и Мокошь. И жряху им, наричюще я богы" Также Стрибог упоминается в христианских поучениях против язычества. Из топонимики известны названия, образованные от имени Стрибога: село Стрибожь в Новгородской губернии, Стрибоже озеро, река Стрибожская на Киевщине, село Стрибож на Житомирщине, польское местечко Strzyboga, там же речка Striboc [1].
Базой и исходной точкой для большинства исследователей Стрибога является данная цитата из "Слова о полке Игореве": "Се вѣтри, Стрибожи внуци, вѣютъ съ моря стрѣлами на храбрыя плъкы Игоревы"
Упоминание ветров как "Стрибожьих внуков" подвинуло большинство мифологов начиная с 19го века считать Стрибога славянским богом ветра. Лингвистическое обоснование к такой трактовке подвел М. Касторский [2]. Он ввел в оборот слово из языка моравских чехов "stri" переводя его как "воздух". С этими доводами согласилось большинство ученых, в их числе Ф.И. Буслаев, А.Н. Афанасьев, С. Гедеонов.
Д.К. Зеленин, производя Стрибога из праславянского глагола "стрити" (*sъtьri) — "уничтожать", считал его "уничтожающим, истребляющим богом", богом войны [3]. Погодин возводил имя Стрибог к древневерхненемецкому "strît" — "спор", также полагая Его богом войны [4]. И.В. Ягич сравнивает корень "stri" с литовским "styreti", "styru" - "быть жёстким, делаться жёстким".
Иные исследователи, абстрагируясь от показаний "Слова о полку Игореве", видят в Стрибоге благое божество исходя из этимологий: "возвышенный бог" (от древнеиран. Stribaya), "сеющий бог" (от праслав. *ster, ср. простереть), "устроитель добра" (сближая со *strojiti) и др. [5][6].
Р. Якобсон обратил внимание на "соседство" Дажбога и Стрибога в летописном перечне Владимирского "пантеона" (и в "Слове Иоанна Златоуста"): "Рядом с Дажбогом "подателем богатств" Стрибог означал "ширителя, рассевателя богатств", и памятна связь первого с солнцем, а второго – с ветром" [7]. В.В. Иванов и В.Н. Топоров согласились с точкой зрения Якобсона. Даждьбог и Стрибог, по их мнению, дополняют друг друга: первый наделяет благами, а второй разносит их [8]. Высказываются и противоположные мнения. Л.В. Соколова пишет: "Вероятно, следует признать не только грамматич., но и семантич., функциональную параллель двух пар слав. богов, отождествив Даждьбога с Белбогом, а Стрибога с Чернобогом. Данные пары представляют, по всей видимости, бинарные мифол. оппозиции: добро — зло, свет — мрак, жизнь — смерть, верх — низ и под." [9].
В итоге, при первом приближении Стрибог предстает в следующем свете: Он
1) покровительствует ветрам и воздушной стихии ("вѣтри, Стрибожи внуци"; моравское "stri" - "ветер, приносящий непогоду")
2) связан с войной и смертью ("вѣютъ <...> стрѣлами на <...> плъкы", "стрити" — "уничтожать" и др.)
3) пребывает на/за морем ("вѣютъ съ моря", южно-русский образ Ветра как сердитого старика, который живет "за морем") [10]
4) имеет особые отношения с Даждьбогом (скорее всего антагонистичные)
Такое сочетание функций закономерно в индоевропейском контексте. Например, Ваю, индийский бог ветра, также связан с морем (его сыновья — Маруты, что значит «веющие с моря»), с войной — он сопровождает Индру в битвах. Иранский Вайу, ко времени парфян и Сасанидов, стал богом войны, олицетворяющим собой бога смерти, рождения и благополучия [11].
Касьян
Как известно, после христианизации Руси языческие боги в народной среде не были сразу преданы забвению, но постепенно, с течением времени, стали подменяться схожими по каким-либо характеристикам персонажами христианского культа. Так, народные культы Власия, Николы во многом наследуют языческому культу Велеса/Волоса, культ Ильи Пророка - Перуна, Параскевы Пятницы - Макоши и т.д. Исследователи, обнаружив такого рода соответствия, стали широко использовать этнографические данные о соответствующих "святых" для реконструкции славянского язычества.
Есть ли у Стрибога христианские наследники в "народной религии" восточных славян (великороссов, белорусов, малороссов)? В целом эта тема на сегодняшний день малоисследованна, хотя именно этот подход может дать необходимые сведения для новых, более полных и обоснованных реконструкций образа Стрибога.
В статье "Стрибог" из Энциклопедии "Слово о полку Игореве" высказано такое мнение - "<...> образ святого Касьяна <...> по всей видимости, является христ. заместителем Стрибога" [12]. Такой же взгляд выражен в популярной книге "Матерь Лада" Д. Дудко [13].
Для этого есть веские основания. Для примера немного забегая вперед, скажем, что Касьян, подобно Стрибогу, повелевает ветрами и обладает схожими "смертоносными" характеристиками.
Касьян, как персонаж народной религии, очень сильно отличается от своего христианского прототипа св. Кассиана Римлянина, христианского аскета-подвижника, что позволяет уверенно предполагать языческие корни его образа. Так, "святой" Касьян порой выступает двойником дьявола: он — закованный в цепи пленник преисподней, где черти бьют его молотом и только в свой день (29.03) дают свободу; по другим версиям Касьян сам сторожит и бьет молотом дьявола (и только в свой день отдыхает).
Для подтверждения гипотезы о наследовании Касьяном черт древнерусского Стрибога мы рассмотрим многогранный "народный" образ святого Касьяна в контексте славянских представлений о ветре и индоевропейских богов воздуха/ветра.
1. Повелитель ветров
Считалось, что Касьяну подвластны ветры. По вологодской легенде Касьян держит на двадцати цепях, за двадцатью замками все ветра. В его власти спустить ветер на землю и наслать на людей и скотину мор.
По другим легендам Касьян заключен под землю или завален камнями за помощь дьяволу. Согласно верованиям, записанным на Полтавщине, Касьян — черное, покрытое шерстью существо; живет в темной пещере, лежит в яме, засыпанный землей [14].
Эти детали не удивительны и для мифологического образа Ветра. Скованный и плененный, но в свой день вырывающийся на свободу (29.03), Касьян имеет аналог в вологодской быличке согласно которой двенадцать ветров прикованы цепями к скале посреди океана; срываясь с цепи, они попадают на землю. Индоевропейские представления о Ветре часто помещают его в различные пропасти, ямы и пещеры. Такова, например, греческая Эолова пещера - подземное жилище ветров. Южных славяне считали что такие пещеры и пропасти стерегут летучие змеи, одноглазая ведьма или слепой старец, пытающиеся закрыть дыру, из которой выходит Ветер [15].
2. Уничтожитель
Одна из характерных особенностей народного образа св. Касьяна - губительный взгляд.
Русские поговорки: "Касьян на скот взглянет, скот валится"; "Касьян на что ни взглянет — все вянет"; "Касьян на народ — народу тяжело"; "Касьян на траву — трава сохнет"; "Касьян на скот — скот дохнет". В некоторых местах ему приписываются тяжелые веки, ресницы достигают колен. Двадцать девятого февраля нечистая сила поднимает ему веки, Касьян оглядывает мир, и тогда болеют люди и животные, вянут растения, случается мор и неурожай.
Мотив слепоты присущ и "хозяинам ветра" в славянской и балтской традициях. Выше мы отмечали славянские поверия о слепом старце, пытающимся закрыть дыру, из которой выходит Ветер. В одном литовском тексте говорится, что ветер заткнут в бочонке, а бочонок заткнут затычкой, и этот бочонок сторожит слепой старик. И каждый раз ветер дует до тех пор, пока слепой старик затычку ищет [16].
Если обратится к родственным традициям, то обнаружатся интересные параллели.
Среди характеристик индоиранского Вайу, как бога смерти, есть одна черта, которая сближает его с Касьяном. Это его смертоносный взгляд. Согласно пехлевийским текстам, «злой» Вайу уносит дыхание живых существ, их душу, которая есть дыхание: «Когда он касается человека рукой, это сон. Когда он бросает на него свою тень, это лихорадка. Когда же он видит его своим оком, то сокрушает его душу-дыхание». В Ригведе есть загадка, отгадкой которой является Ваю: «Кто его видел, от того он тут же прочь». Имеется ввиду, что от человека, на которого смотрит Ваю, отлетает его ваю, то есть дыхание-энергия, прана, понимаемые как душа [17].
3. Пьяница, княжий сын
Среди фольклорных характеристик Касьяна мы должны отметить такие как заносчивость (встречаются пояснения, что он «из панов, княжий сын»), склонность к пьянству (наказан за пьянство во время своего праздника), буйный характер [18]. Эти характеристики обнаруживаются преимущественно в этиологических легендах объясняющих аномально редкое празднование дня Касьяна – один раз в четыре года. Такое положение дел в народе обычно объясняется как наказание Касьяна Богом за его греховное поведение. Очевидно, что эти легенды должны быть позднего происхождения (как и сама идея «високосного года» на Руси), и использовать их для реконструкций славянкого язычества некорректно.
Как следствие, мы считаем разумным объяснять вышеописанные черты Касьяна не архаикой, а необходимостью мотивировать наказание Касьяна Богом в нравоучительной легенде.
4. Страж Иного мира
Касьян в народной вере рисуется как привратник, страж ада: «Говорят, будто он [Кассиан] приставлен на стражу ада, и Господь отпускает его на отдых на четвертый год; за его отсутствием сторожат ад двенадцать апостолов. По этому поверью, как видим, препод. Кассиан прямо помещается в пределах подземного царства и в народнов воззрении христианском заменяет тех страшных стражей подземного мира или ада, которые необходимо были там по религиозным представлениям всех языческих народов. Отдав в распоряжение св. ап. Петра ключи рая, народ, как видим, не мог оставить без святого стража и мрачной области ада, и приурочил это звание к имени препод. Кассиана» [19].
Сами идеи «Рая» и «Ада» с руководящей ролью «праведности» и «греха» имеют христианское происхождение и не могут рассматриваться как аутентичные для славянской мифологии. Поэтому мы должны рассмотреть образы «Рая» и «Ада» как вариации «Иного мира» в народной традиции.
В народной космологии «Рай» и «Ад» зачастую были слиты в единый «Иной мир». Это архаичное воззрение обнаруживается во многих жанрах фольклора. Л.Н. Виноградова пишет: «Наиболее архаические верования изображают рай и ад территориально не расчлененными. В апокрифических преданиях загробный мир расположен на земле за водным пространством, где соседствуют праведные и грешные души. Судя по мотивам духовных стихов и народным рассказам о посещениях души спящего человека того света, страна грешников отделена от страны праведников лишь пропастью, огненной рекой, глухой стеной, оградой и т. п. Сказочные герои, достигшие того света, тоже встречаются в одном мире как с Богом и святыми, так и с грешниками, терпящими наказание за грехи» [20].
По нашему мнению, до нас дошли и еще «более архаичные» воззрения - они почти исключают христианский «Ад» из космологии: «На вопрос, куда попадает душа человека после смерти, многие уверенно отвечали: "Непременно в рай. Сколько здесь не греши, а душа все равно Божья, ведь он вдунул ее в человека, так неужели же свою душу Бог захочет в ад сажать — только в царство небесное". Лишь души тех людей, которые не подчинились божьему замыслу и сами на себя руки наложили, будут работать на чертей: это самоубийцы, утопленники, опойцы (так называемые "заложные" покойники)» [21]. «Рай» по этому верованию довольно точно соответствует понятию языческого «Ирия». Что интересно, обычный дуализм «Рая» и «Ада» как двух статических пристанищ душ заменяется дуализмом статического «Рая» и хаотического «межмирового» пространства, где обитают неупокоенные души.
Мы посчитали необходимым это небольшое отступление, чтобы раскрыть понятие «Иного мира» (вынесенного в название главы), и, как следствие, его Привратника, Стража.
Идея разделения единого «Иного мира», условно говоря, на «Рай» и «Ад», возникла независимо от (и задолго до) христианства и была очень последовательно воплощена в иранском зороастризме. Это привело также и к разделению Вайу на два противоположных образа, доброго и злого Вайу.
Добрый Вайу выступает в зороастризме как привратник Рая. Он стоит на пути, который должны были преодолеть души умерших, — у моста, что ведет в райскую обитель на священную гору Хара Березайти. Со священной горой Меру связывают Ваю и древнеиндийские тексты — около нее он облетает свои владения.
Его двойник, злой Вайу, отождествляемый с демоном смерти, напротив, причиняет душам вред.
В балтийской мифологии есть идентичное верование: рассказывается, что Бог некогда выгнал первых людей из Рая и поставил при вратах Рая двух стражей, чтобы люди не могли вернуться назад. У врат Рая стоят два великана. Одного зовут Ауштра, это заря, этот великан освещает дорогу праведникам, которые идут в Рай. А другой страж этого загробного мира — престрашный, большеголовый, толстогубый Веяс, который сдувает грешников, которые пытаются пройти в Рай, с очень узкого, как прутик, моста. И грешники падают в реку кипящей смолы [22]. Веяс — это и есть Ветер. Часто его отождествляют с балтийским богом ветра Вейопатисом. Это предание заметно христианизировано, но в общем индоевропейские, и балтославянские в частности, мифологемы хорошо сохранились.
Многочисленны и убедительны попытки ученых интерпретировать скандинавского Хеймдалля как бога атмосферы и ветра (например, [23]). Кроме прочего, на это прямо указывает одно из его имен — «Vindhlér», что значит «убежище ветра». Хеймдалль также является привратником «Иного мира», встречающим души мертвых поднимающиеся по мосту Бифресту. Мост этот тоже не прост - заключающийся в нем огонь (красный цвет радуги) жжет того, кому вход в Асгарде закрыт.
В славянском фольклоре есть примеры спряжения мотива мифологического моста и существа, слепого из-за огромных нависших век (как у Касьяна). Такова сказка из собрания Афанасьева про Ивана Быковича. Ключевые действия проходят на Калиновом мосту через речку Смородинку, которые уверенно интерпретируются как граница между нашим и Иным мирами. Иван Быкович убивает охраняющих мост змеев, и попадает к их отцу. «Позвал старик двенадцать воев и говорит им: "Возьмите вилы железные, поднимите мне веки черные"». В конце повествования старик предлагает Ивану Быковичу пройтись по «жердочке» над ямой: «У меня приготовлена яма глубокая, через яму лежит жердочка; кто по жердочке пройдет, тот за себя и царицу возьмет». Эта жердочка над ямой, видимо, является «уменьшенной копией» Калинового моста над рекой Смородиной, а «старик», как и его дети-Змеи, его Стражем.
Продолжеие см. здесь
Милинг К. Стрибог и святой Касьян в индоевропейском контексте / К. Милинг // История Змиевского края. [Электронный документ. Режим доступа: http://colovrat.at.ua/publ/4-1-0-131].
Библиовебографическое описание (ДСТУ 8302:2015):
Стрибог и святой Касьян в индоевропейском контексте // История Змиевского края. 02.10.2011. URL: https://colovrat.org/publ/4-1-0-131 (дата обращения: 23.11.2024).
Похожие статьи: