Восстание 1830 года породило самый крупный после разделов Речи Посполитой русско-польский военный конфликт. Королевство польское в составе Российской империи имело свою небольшую, но прекрасно обученную армию, численность которой выросла благодаря притоку добровольцев. Понадобился почти год напряженной кровопролитной борьбы, чтобы сломить ее сопротивление.

В русском обществе неоднозначное отношение к войне сменилось антипольскими настроениями, после того как вожди восстания объявили о намерении восстановить государство в границах 1772 года. «Скажите: скоро ль нам Варшава предпишет гордый свой закон?» — вопрошал А. С. Пушкин в стихотворении «Бородинская годовщина» и прославлял графа И. Ф. Паскевича — покорителя польской столицы.

В то время как главные события войны развернулись под Варшавой, на периферии театра военных действий — в Литве, Белоруссии, на Подолии и Волыни — многочисленное польское население, сочувствуя делу восстановления независимости, готовилось поддержать его с оружием в руках.

На Подолии инициаторами и вожаками восстания стали помещики братья Сабанские. К ним примкнула местная польская шляхта. К концу апреля 1831 года инсургенты имели отряд численностью более пяти тысяч человек, преимущественно конницы, хорошо вооруженной и сидевшей на прекрасных лошадях. Откуда-то им удалось достать даже несколько пушек. Действия Сабанских облегчались отсутствием в крае регулярных войск. Именно сюда были направлены срочно отозванные из-за границы харьковские уланы. Воодушевленные быстрым ростом своих отрядов и отсутствием серьезного противника, повстанцы весьма самонадеянно намеревались совершить поход в сторону Киева, для чего двинулись в местечко Дашев (на западе современной Винницкой области). По пятам за поляками последовал генерал-майор Рот с Харьковским, Одесским, Вознесенским уланскими полками и четырьмя орудиями. 2 мая около четырех часов по-полудни он настиг их у Дашева. Повстанцы пытались выстроить боевой порядок, но уланы, поддержанные огнем артиллерии, сходу ударили на них.

Харьковцы опрокинули колонну против левого фланга и захватили четыре орудия. Завязался упорный бой. «Тогда начался ряд блестящих и счастливых атак, в которых в особенности отличился Харьковский полк, — рапортовал по сле битвы Рот, — но и инсургенты храбро держались, несколько раз возобновляли свои нападения и отступили в порядке». Была уже почти ночь, когда от массы отступавших поляков отделился отряд в 300 всадников и бросился на наши орудия, стоящие в центре. Навстречу Рот лично повел эскадрон харьковцев. Началась отчаянная рубка, ее исход решил удар во фланг и тыл поляков эскадронов Вознесенских улан. Отряд, состоявший из представителей родовитой шляхты — предводителей отрядов, был истреблен почти полностью. Из свалки удалось выбраться и спастись бегством в ночи всего трем десяткам человек. Более 1200 повстанцев остались на поле сражения убитыми, почти 100 попало в плен.

«Можно смело сказать, что Дашевское сражение одним ударом поразило мятеж в Подолии» — так оценил результаты боя русский военный историк генерал-майор Г. М. Пузыревский. Потери русских исчислялись 24 убитыми, 73 ранеными, причем 15 убитых пришлось на долю Харьковского полка. За дело у Дашево 21 улан получил Георгиевские кресты. Командиру полка Д. Н. Беклемишеву генерал-майор Рот преподнес взятую в бою саблю одного из повстанческих командиров. В Подольской губернии полк находился до конца июля, а затем направился в пределы Королевства Польского. К этому времени исход войны был фактически предрешен и харьковцам осталось лишь преследовать польские отряды, искавшие спасения в бегстве за границу.

Чугуевский уланский и «гусарский эрцгерцога Фердинанда» охраняли тыл и пути сообщения армии в Литве, Белоруссии и восточной части Королевства. Один эскадрон чугуевцев оказался на Волыни в Овручском уезде. В этих местах повстанцы скрывались среди лесов и болот и выходили оттуда небольшими отрядами для нападения на транспорты, отдельные повозки, курьеров с почтой и т. п. Борьба с ними была тягостной, ибо они оказывались почти неуловимыми. Чугуевцам все же удалось разгромить отряд майора Пушета в Августовском воеводстве и еще один отряд в Лидском повете. Эскадрон, действовавший в Овручском уезде, участвовал в захвате некоего Логензо вместе с его штабом и обозом. Изюмские гусары были посланы в Виленскую губернию, где к маю 1831 года девять из 11 уездов оказались под контролем повстанцев. В ходе многочисленных стычек с ними в полку появились свои герои. Юнкер Крейзель разбил польский конвой и захватил три повозки с оружием. Унтер-офицер Алексей Гугорин был отрезан неприятельскими стрелками, но пробился к своим, причем привел троих пленных, хотя и сам, и его лошадь были ранены.

Военные действия против польских войск и повстанцев окончились в октябре 1831 года. Николай I, носивший титул польского короля, наградил всех участников войны знаками польского военного ордена «Виртути милитари» — «Воинского достоинства». Такова была ирония истории и злая воля монарха: усмирителям Польши — польские награды.

Мирная жизнь харьковских полков на протяжении последующих полутора десятилетий не отмечена какими-либо замечательными событиями. Заслуживает упоминания лишь участие Харьковского полка в торжествах на Бородинском поле в августе 1839 года. В присутствии Николая I и многочисленного войска состоялось открытие памятника, построенного по проекту архитектора А. Адами-ни, двадцатисемиметрового чугунного монумента, напоминавшего по форме колокольню православного храма. Тогда же состоялись маневры, воссоздавшие эпизоды памятной битвы.

Вновь трубы позвали в поход весной 1849 года. Революции, охватившие в 1848 году большую часть Европы, вызвали у русского царя резко отрицательную реакцию. Отношение к ним Николай выразил в собственноручно написанном манифесте от 14 марта 1848 года: «После благословений долголетнего мира запад Европы внезапно взволнован ныне смутами, грозящими ниспровержением законных властей и всякого общественного устройства... Теперь, не зная более пределов, дерзость угрожает в безумии своем и нашей Богом нам вверенной России. Но да не будет так!». Понятно, что российский самодержец немедленно откликнулся на призывы своего «младшего брата», австрийского императора, оказать помощь против восставших венгров. В июне 1849 года стотысячная русская армия через карпатские перевалы устремилась на венгерские равнины, с ней шли Харьковский и Изюмский полки.

В русском войске практически не задавались вопросом, куда и зачем идут воевать. На поход смотрели как на военную прогулку. При переходе границы, вспоминал участник похода, «шампанское лилось, все были веселы». К венграм враждебных чувств никто не испытывал, а «ближайшее знакомство с ними выказывало в них вообще доброту и кротость...»

За всю трехмесячную кампанию 1849 года не случилось ни одного крупного сражения. Венгерские полководцы не решались вступать в бой с главными русскими силами и каждый раз ускользали от серьезных столкновений. Так было под Вайценом 3 июля, где харьковцы вынуждены были просто простоять под огнем, не слезая с коней, 18 часов и потеряли убитыми двух уланов и 35 лошадей, прежде чем венгры беспрепятственно ушли, прекратив бой. В другой раз, 8 июля у местечка Тур, дивизиону Харьковского полка, выручая наших гусар, пришлось схватиться с венгерской конницей. Но и этот бой, судя по ничтожным потерям русского отряда, протекал вяло: получив отпор, венгры тотчас отступили. Под Дебреценом полк действовал в составе 2-й кавалерийской дивизии. «Поставленная в густейшую кукурузу, она была совершенно закрыта от неприятеля, но зато и сама ничего не видела. Когда ее хватились, чтобы послать наперерез венгерцам, то едва могли отыскать», — говорится о действиях дивизии в одном военно-историческом труде о походе 1849 года. Изюмскому полку за венгерскую кампанию также не было чем похвастать. Он участвовал в неудачной попытке окружить часть венгерских войск на реке Шайо 13 июля. В делах при Гестелли и Дебрецене гусары простояли в резерве.

Главным врагом русских войск в этом походе оказался не противник, на долю которого приходилась всего одна двенадцатая потерь армии, а разные болезни, прежде всего холера. «Люди умирали массами на марше, на биваках. От армии постоянно тянулись целые обозы больных, направляясь в госпиталя, но всех они забрать не могли, и несчастные больные солдаты плелись вслед за ними пешком и своими трупами устилали дороги. Подать помощь всем больным было невозможно. И без того неудовлетворительная санитарная часть была совершенно бессильна: лекарств не было, врачей недоставало. И несчастные жертвы, поливаемые дождем, валялись в грязи и мерли, как мухи, их уже не успевали хоронить в длинных общих могилах» — такую картину рисует «История Харьковского полка». Его численность всего через месяц после начала кампании сократилась почти вдвое. Изюмский полк пострадал несколько меньше, но и он к началу июля потерял от холеры более 100 человек.

Уступая превосходству русско-австрийских сил, венгерский главнокомандующий Артур Гергей изъявил готовность сложить оружие. Харьковские уланы были свидетелями церемонии капитуляции венгров, состоявшейся 1 августа вблизи Вилагоша. «Невозможно было, — пишут очевидцы, — равнодушно смотреть на этих воинов, которые с немым отчаянием на лице слагали свое оружие и лобызали знамена полков своих, навсегда прощаясь с ними; гусары в то же время сносили свои сабли, пистолеты и прочее вооружение на указанное место, рыдая, обнимали своих коней и затем безмолвно передавали их нашим кавалеристам». Австрийцы вероломно поступили с венграми, расстреляв 13 генералов революционной армии. У русских, напротив, установились с недавними противниками самые дружеские отношения. «Причины этому были разнообразны: отчасти великодушие, сожаление к побежденному, но выказывавшему нам расположение неприятелю, которого общественное мнение как бы хотело вознаградить за наше вмешательство, в несправедливости и вреде которого многие были убеждены, — молчаливый протест против того, что сами исполнили..», — писал участник войны М. Лихутин.

В память венгерской войны Николай велел отчеканить серебряную медаль, на реверсе которой была выбита весьма амбициозная фраза: «С нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтеся».

В 1851 году Харьковский, Изюмский, а также другие бывшие слободские полки — Сумской и Ахтырский — одними из первых в русской армии отпраздновали свой двухсотлетний юбилей. По этому поводу им были пожалованы новые штандарты и юбилейные ленты с царскими вензелями и датами 1651—1851.

Служивший в Изюмском полку молодой офицер Николай Васильевич Гербель посвятил юбилею целую поэму, которая начиналась так. Есть на Руси полки лихие — Недаром слава их громка, Но нет у матушки России Славней Изюмского полка.

Николай Васильевич стал первым историографом родного полка: в 1852 году из-под его пера выходит книга «Изюмский слободской казачий полк», затем очерк «Изюмский гусарский полк в войнах 1812,1813 и 1814 годов». Выйдя в отставку, Н. В. Гербель занялся литературой, переводческой и издательской деятельностью, которые принесли ему впоследствии заслуженную известность и почетное место в истории отечественной словесности.

В 1853 году началась Восточная, или, как ее еще иногда называют, Крымская война. По оценке современника, «наша регулярная кавалерия в Крымскую кампанию не отличалась никакими замечательными действиями...». Это мнение справедливо и в отношении харьковских полков. Им почти не пришлось участвовать в боевых операциях Харьковские уланы всю войну простояли на границе с Австрией, которая, забыв об услуге, оказанной ей в 1849 году, перешла в лагерь врагов России и бряцала оружием, не рискнув, правда, пустить его в ход. Участие Изюмского полка в боевых действиях ограничилось безрезультатным походом под Силистрию весной 1854 года, после чего гусары охраняли северное побережье Черного моря от возможного десанта.

Только чугуевским уланам «повезло»: они оказались в Одессе как раз во время нападения англо-французской эскадры в апреле 1854 года. Богатый и практически беззащитный портовый город казался союзникам легкой и соблазнительной добычей. Неприятельский флот в составе 19 линейных кораблей и девяти пароходов-фрегатов 10 апреля открыл бомбардировку и попытался высадить десант. Значительно более слабые русские батареи энергично отвечали и сумели повредить четыре корабля, после чего англо-французы вынуждены были удалиться. Николай I, весьма довольный неожиданным успехом, пожаловал каждому из чинов воинских частей, бывших в городе во время бомбардировки, по рублю серебром. Получили знак царской милости и чугуевцы.

Российская пресса того времени писала, что «беспримерная оборона Одессы... может быть отнесена только к помощи Всевышнего...». Очевидно, без его десницы не обошлось и другое событие: утром 20 апреля в густом тумане английский военный пароход «Тигр» сел на мель в шести верстах к югу от Одессы. На берег была немедленно послана артиллерия в сопровождении эскадрона Чугуевского полка под командованием ротмистра Кавалдина. Уланам не пришлось пустить в ход оружие: после короткой артиллерийской дуэли команда «Тигра» — 225 офицеров и матросов — сдалась в плен. Пароход, крепко сидевший на мели, был сожжен. Инцидент с «Тигром» как бы символизировал окончательную неудачу союзников у Одессы, а защитникам города дал законное основание чувствовать себя победителями. Пушка с «Тигра» в память о событиях 1854 года была установлена на городской набережной, где стоит и по сей день. В том, что Одесса обрела этот трофей, превратившийся в одну из ее достопримечательностей, есть заслуга и Чугуевских кавалеристов.

Поражение в Крымской войне серьезно подорвало международный престиж России и вызвало глубокий кризис внутри страны. Николай I не пережил позора, и заключать мир пришлось уже его сыну Александру. С именем последнего связан ряд крупных реформ 60-х — 70-х годов, существенно продвинувших Россию по пути прогресса.

Политический кризис начала 60-х особенно сильно отозвался в Польше. Волна недовольства русской политикой и патриотические манифестации прокатились по краю в I860—1862 годах. Власти ввели военное положение, что еще больше накалило обстановку. В начале 1862 года конспиративные кружки сторонников независимости объединились в единую организацию во главе с Центральным национальным комитетом. Все усилия польские революционеры сосредоточили на подготовке вооруженного восстания. Центральный комитет принял решение выступить в ночь с 10 на 11 января 1863 года и захватить врасплох русские гарнизоны.

В это время Харьковский уланский полк квартировал в городке Красностав Люблинской губернии. От своего шпиона командиру полка Ф. Е. Баумгартену стала известна дата выступления повстанцев и место их сбора — корчма в шести верстах от города. Уланам был дан приказ держать лошадей под седлом и по первой тревоге спешить на площадь. Вечером 10 января один из повстанцев, пробираясь в темноте к месту сбора, произвел случайный выстрел. В ту же минуту раздался сигнал трубы и все эскадроны вылетели на площадь и построились, готовые к бою.

Но город оставался безмолвным. Долго стояли уланы, ожидая нападения, пока разъезды не донесли, что в окрестностях никого нет. Убедившись, что внезапность утрачена, повстанцы ушли.

В ту же ночь взвод, посланный арестовать одного подозреваемого в связях с конспираторами помещика, подвергся нападению прямо в его усадьбе, но сумел отбиться. Так для харьковцев началась очередная «польская кампания».

В этот раз поляки не имели регулярной армии, а только плохо вооруженные отряды повстанцев, которые вели партизанские действия. Скрывались они в лесах, чему благоприятствовала теплая и бесснежная зима. Обнаружить их было нелегко, а окружить и уничтожить из-за обширности лесов практически невозможно.

Постоянные поиски и преследования польских отрядов получили наименование «идти в экспедицию». «Ходить» приходилось небольшими партиями, полуэскадроном, редко — целым эскадроном. Столкновения обычно заканчивались поражением повстанцев, но они прятались в чаще, а затем собирались в заранее условленном месте. Население, даже чиновники, в этих местах в основном поляки, предупреждали их обо всех передвижениях войск.

По мере того как разрозненные отряды инсургентов терпели поражение, восстание шло на убыль. В Люблинской губернии пик военных действий пришелся на последние три месяца 1863 и январь 1864 года. С апреля боевых столкновений зарегистрировано не было. Последняя облава на повстанцев с участием харьковских улан прошла в Красноставском уезде в июне.

Российское самодержавие рассматривало подавление восстания 1863—1864 годов как крупный военно-политический успех. В честь него была учреждена специальная медаль — «За усмирение польского мятежа». Награды участникам боевых действий раздавались, как за большую войну. Полковник Ф.Е. Баумгартен получил золотую саблю «За храбрость», 32 офицера — различные награды: от анненского почетного оружия до производства в следующий чин, 32 улана — Георгиевские кресты. Весной 1865 года полк покинул Красностав. Польские мальчишки провожали улан криками: «Народное дело победило — москалей прогнали домой!».

Начало 70-х — период военных реформ. На смену прежним рекрутским наборам пришла всеобщая воинская повинность. Территория страны была разделена на военные округа. Центром одного из них стал Харьков. Кавалерия получила дивизионную организацию. Каждый кавалерийский полк добавил к своему названию цифру, соответствующую номеру дивизии. Харьковский полк вошел в состав 4-й кавдивизии, Чугуевский и Изюмский — 11-й. Эти порядковые номера полки носили до последнего дня своего существования.

Россия издавна выступала покровительницей национально-освободительного движения на Балканах. 70-е годы были временем его подъема. Турецкие зверства в Болгарии, военный разгром Сербии и Черногории потребовали вмешательства России. Правительство Александра II стремилось уладить балканские дела дипломатическим путем: смягчить турецкие репрессии при помощи переговоров по поводу изменения положения балканских народов. Но Турция, за спиной которой стояла Англия, проводила жесткую политику и поставила Россию перед выбором: или сдать свои позиции на Балканах, или пойти на крайние меры. Так началась русско-турецкая война 1877—1878 годов.